Неточные совпадения
Как
ни сильно желала Анна свиданья с сыном, как
ни давно думала о том и готовилась к тому, она никак не ожидала, чтоб это свидание так сильно подействовало на нее. Вернувшись в свое одинокое отделение в гостинице, она долго не могла понять, зачем она здесь. «Да, всё это кончено, и я опять одна», сказала она себе и, не снимая шляпы,
села на стоявшее у камина кресло. Уставившись неподвижными глазами на бронзовые часы, стоявшие на столе между окон, она
стала думать.
Посреди котильона он
сел на пол и
стал хватать за полы танцующих, что было уже
ни на что не похоже, по выражению дам.
Раскольников
сел, дрожь его проходила, и жар выступал во всем теле. В глубоком изумлении, напряженно слушал он испуганного и дружески ухаживавшего за ним Порфирия Петровича. Но он не верил
ни единому его слову, хотя ощущал какую-то странную наклонность поверить. Неожиданные слова Порфирия о квартире совершенно его поразили. «Как же это, он,
стало быть, знает про квартиру-то? — подумалось ему вдруг, — и сам же мне и рассказывает!»
Прошло минут с десять. Было еще светло, но уже вечерело. В комнате была совершенная тишина. Даже с лестницы не приносилось
ни одного звука. Только жужжала и билась какая-то большая муха, ударяясь с налета об стекло. Наконец, это
стало невыносимо: Раскольников вдруг приподнялся и
сел на диване.
В один двоим за нужду влезть,
И то
ни стать,
ни сесть!» —
«Пусть так, но всё признаться должно,
Что огурец не грех за диво счесть,
В котором двум усесться можно.
Ох, род людской! пришло в забвенье,
Что всякий сам туда же должен лезть,
В тот ларчик, где
ни стать,
ни сесть.
После полудня к Варваре
стали забегать незнакомые Самгину разносчики потрясающих новостей. Они именно вбегали и не
садились на стулья, а бросались, падали на них, не щадя
ни себя,
ни мебели.
— Э! Какие выдумки! — отвечал Тарантьев. — Чтоб я писать
стал! Я и в должности третий день не пишу: как
сяду, так слеза из левого глаза и начнет бить; видно, надуло, да и голова затекает, как нагнусь… Лентяй ты, лентяй! Пропадешь, брат, Илья Ильич,
ни за копейку!
Она все хотела во что бы то
ни стало видеться с ним наедине и все выбирала удобную минуту
сесть подле него, уверяя всех и его самого, что он хочет что-то сказать ей без свидетелей.
Он взобрался на верх обрыва,
сел на скамью и
стал прислушиваться, нейдет ли?
Ни звука,
ни шороха: только шумели падающие мертвые листья.
Перед нами высилась еще одна высокая гора. Надо было ее «взять» во что бы то
ни стало. На все окрестные горы легла вечерняя тень, только одна эта сопка еще была озарена солнечными лучами. Последний подъем был очень труден. Раза 3 мы
садились и отдыхали, потом опять поднимались и через силу карабкались вверх.
Как
ни привык Гарибальди ко всему этому, но, явным образом взволнованный, он
сел на небольшой диван, дамы окружили его, я
стал возле дивана, и на него налетело облако тяжелых дум — но на этот раз он не вытерпел и сказал...
Он вспомнил, что еще в Москве задумал
статью «О прекрасном в искусстве и в жизни», и
сел за работу. Первую половину тезиса, гласившую, что прекрасное присуще искусству, как обязательный элемент, он, с помощью амплификаций объяснил довольно легко, хотя развитие мысли заняло не больше одной страницы. Но вторая половина, касавшаяся влияния прекрасного на жизнь, не давалась, как клад. Как
ни поворачивал Бурмакин свою задачу, выходил только голый тезис — и ничего больше. Даже амплификации не приходили на ум.
— Нет, башкиры. Башкиро-мещеряцкое войско такое есть; как завладели спервоначалу землей, так и теперь она считается ихняя. Границ нет, межеванья отроду не бывало; сколько глазом
ни окинешь — все башкирам принадлежит. В последнее, впрочем, время и помещики, которые поумнее, заглядывать в ту сторону
стали. Сколько уж участков к ним отошло;
поселят крестьян, да хозяйство и разводят.
В обеденную пору Иван Федорович въехал в
село Хортыще и немного оробел, когда
стал приближаться к господскому дому. Дом этот был длинный и не под очеретяною, как у многих окружных помещиков, но под деревянною крышею. Два амбара в дворе тоже под деревянною крышею; ворота дубовые. Иван Федорович похож был на того франта, который, заехав на бал, видит всех, куда
ни оглянется, одетых щеголеватее его. Из почтения он остановил свой возок возле амбара и подошел пешком к крыльцу.
Пора было остановиться на бивак, но так как мы решили во что бы то
ни стало дойти до
села Вознесенского, то этой мысли не суждено было воплотиться в действительность, она мелькнула только и бесследно исчезла.
И Иван
садился, но все-таки продолжал держать себя в несколько трусливой позе. Наконец, Вихрову этот подобострастный вид его
стал наскучать — и он решился ободрить его, хоть и предчувствовал, что Иван после того сейчас же нос подымет и, пожалуй, опять пьянствовать начнет; но, как бы то
ни было, он раз сказал ему...
— Но, однако, я пересилила себя, — продолжала она, —
села около него и начала ему говорить прямо, что он сделал против меня и почему такою я
стала против него!.. Он это понял, расплакался немного; но все-таки до самой смерти не доверял мне
ни в чем,
ни одного лекарства не хотел принять из моих рук.
«Нет, — думала она, — без бога, видно,
ни на шаг». Она предложила Александру поехать с ней к обедне в ближайшее
село, но он проспал два раза, а будить она его не решалась. Наконец она позвала его вечером ко всенощной. «Пожалуй», — сказал Александр, и они поехали. Мать вошла в церковь и
стала у самого клироса, Александр остался у дверей.
В таком расположении духа я приехал на первый экзамен. Я
сел на лавку в той стороне, где сидели князья, графы и бароны,
стал разговаривать с ними по-французски, и (как
ни странно сказать) мне и мысль не приходила о том, что сейчас надо будет отвечать из предмета, который я вовсе не знаю. Я хладнокровно смотрел на тех, которые подходили экзаменоваться, и даже позволял себе подтрунивать над некоторыми.
Вот вам тема — сопка с деревом,
А вы все о конституции…
Мы стояли перед Зверевым
В ожидании экзекуции…
Ишь какими
стали ярыми
Света суд, законы правые!
А вот я вам циркулярами
Поселю в вас мысли здравые.
Есть вам тема — сопка с деревом:
Ни гугу про конституцию!..
Мы стояли перед Зверевым
В ожидании экзекуции…
— Вот сестрица покушают, — говорил он, обращаясь к сестре. —
Садитесь, сестрица, кушайте, кушайте! Чего церемониться? А не хотите без меня, так позвольте мне, сударыня Ольга Арсентьевна, морковной начиночки из пирожка на блюдце… Вот так, довольно-с, довольно! Теперь, сестрица, кушайте, а с меня довольно. Меня и кормить-то уж не за что; нитяного чулка вязать, и того уже теперь путем не умею. Лучше гораздо сестрицы вязал когда-то, и даже бродери англез выплетал, а нынче что
ни стану вязать, всё петли спускаю.
Волна прошла, ушла, и больше другой такой волны не было. Когда солнце
стало садиться, увидели остров, который
ни на каких картах не значился; по пути «Фосса» не мог быть на этой широте остров. Рассмотрев его в подзорные трубы, капитан увидел, что на нем не заметно
ни одного дерева. Но был он прекрасен, как драгоценная вещь, если положить ее на синий бархат и смотреть снаружи, через окно: так и хочется взять. Он был из желтых скал и голубых гор, замечательной красоты.
— Мир, мир и мир, и на все стороны мир — вот что должно быть нашей задачей в данную минуту, потому что concordia parva res crescunt — малые вещи
становятся великим согласием, — вот что читается на червонце, а мы это забываем, и зато у нас нет
ни согласия,
ни червонцев. Вот вам и тема;
садитесь и пишите!
Счастливый случай открыл ему сердечную тайну Милославского и прекрасной Анастасии, а вместе с этим
поселил в душе его непреодолимое желание во что б
ни стало соединить двух любовников.
Андрей Ефимыч все понял. Он,
ни слова не говоря, перешел к кровати, на которую указал Никита, и
сел; видя, что Никита стоит и ждет, он разделся догола, и ему
стало стыдно. Потом он надел больничное платье; кальсоны были очень коротки, рубаха длинна, а от халата пахло копченою рыбой.
Между Сашей и дядей давно уже установилось молчаливое соглашение: они сменяли друг друга. Теперь Саша закрыла свою хрестоматию и, не сказав
ни слова, тихо вышла из комнаты; Лаптев взял с комода исторический роман и, отыскав страницу, какую нужно,
сел и
стал читать вслух.
После этой дружеской беседы, которая кончилась только в полночь, Лаптев
стал бывать у Ярцева почти каждый день. Его тянуло к нему. Обыкновенно он приходил перед вечером, ложился и ждал его прихода терпеливо, не ощущая
ни малейшей скуки. Ярцев, вернувшись со службы и пообедав,
садился за работу, но Лаптев задавал ему какой-нибудь вопрос, начинался разговор, было уже не до работы, а в полночь приятели расставались, очень довольные друг другом.
Вышневская (гордо). Никакой лжи! Я вас жалею, как
стала бы жалеть всякого в несчастии —
ни больше,
ни меньше. (Отходит и
садится.)
Долинский сделал шаг вперед и поднял с пыльной дороги небольшую серую птичку, за ножку которой волокся пук завялой полевой травы и не давал ей
ни хода,
ни полета. Дорушка взяла из рук Долинского птичку,
села на дернистый край дорожки и
стала распутывать сбившуюся траву. Птичка с сомлевшей ножкой тихо лежала на белой руке Доры и смотрела на нее своими круглыми, черными глазками.
— А вышло, cher cousin [дорогой кузен (франц.).], нехорошо!.. — продолжал генерал грустным голосом. — Ефим Федорович страшно на меня обиделся и, встретясь вскоре после того со мной в Английском клубе, он повернулся ко мне спиной и даже ушел из той комнаты, где я
сел обедать; а потом, как водится, это
стало отражаться и на самой службе: теперь, какое бы то
ни было представление от моего ведомства, — Ефим Федорович всегда против и своей неумолимой логикой разбивает все в пух…
К огорчению Саши,
ни о своем загадочном плане и
ни о чем важном и интимном Колесников говорить не
стал, а вел себя как самый обыкновенный знакомый: расспрашивал Погодина о гимназии и подшучивал над гимназистами, которые недавно
сели в лужу с неудавшейся забастовкой.
Она
села. Вышла очень продолжительная пауза. Положение молодой женщины
становилось невыносимым: она была слаба, волновалась ожиданиями предстоящего тяжелого объяснения, и ее томил не освобождающий ее
ни на минуту проницательный взгляд мужа.
Он не
стал ни читать
ни писать письма, а
сел и
стал курить одну папиросу за другою, думая.
Ни стать,
ни сесть,
ни дух перевести — сущие мученицы, мои голубушки.
Павел хотел было отказаться, но ему жаль
стало сестры, и он снова
сел на прежнее место. Через несколько минут в комнату вошел с нянькой старший сын Лизаветы Васильевны. Он,
ни слова не говоря и только поглядывая искоса на незнакомое ему лицо Павла, подошел к матери и положил к ней головку на колени. Лизавета Васильевна взяла его к себе на руки и начала целовать. Павел любовался племянником и, кажется, забыл неприятное впечатление, произведенное на него зятем: ребенок был действительно хорош собою.
Павел
сел. Владимир Андреич внимательным взором осмотрел гостя с головы до ног. Бешметеву начало
становиться неловко. Он чувствовал, что ему надобно было что-нибудь заговорить, но
ни одна приличная фраза не приходила ему в голову.
И вследствие этого,
садясь писаться, они принимали иногда такие выражения, которые приводили в изумленье художника: та старалась изобразить в лице своем меланхолию, другая мечтательность, третья во что бы
ни стало хотела уменьшить рот и сжимала его до такой степени, что он обращался, наконец, в одну точку, не больше булавочной головки.
В предыдущие свои приезды Володя тоже занимался приготовлением для елки или бегал на двор поглядеть, как кучер и пастух делали снеговую гору, но теперь он и Чечевицын не обратили никакого внимания на разноцветную бумагу и
ни разу даже не побывали в конюшне, а
сели у окна и
стали о чем-то шептаться; потом они оба вместе раскрыли географический атлас и
стали рассматривать какую-то карту.
Надо
сесть за стол и заставить себя во что бы то
ни стало сосредоточиться на одной какой-нибудь мысли.
И сколько Иван Ильич
ни наводил после шурина на разговор о его внешнем виде, шурин отмалчивался. Приехала Прасковья Федоровна, шурин пошел к ней. Иван Ильич запер дверь на ключ и
стал смотреться в зеркало — прямо, потом сбоку. Взял свой портрет с женою и сличил портрет с тем, что он видел в зеркале. Перемена была огромная. Потом он оголил руки до локтя, посмотрел, опустил рукава,
сел на отоманку и
стал чернее ночи.
«Как бы там
ни трещало у них общественное здание и что бы они там
ни трубили, — думал он иногда, приглядываясь и прислушиваясь ко всему чудесному и невероятному, совершающемуся кругом него и по всей России, — во что бы там
ни перерождались люди и мысли, у меня все-таки всегда будет хоть этот тонкий и вкусный обед, за который я теперь
сажусь, а
стало быть, я ко всему приготовлен».
Один… так точно! — Измаил!
Безвестной думой угнетаем,
Он солнце тусклое следил,
Как мы нередко провождаем
Гостей докучливых; на нем
Черкесский панцырь и шелом,
И пятна крови омрачали
Местами блеск военной
стали.
Младую голову
СелимВождю склоняет на колени;
Он всюду следует за ним,
Хранительной подобно тени;
Никто
ни ропота,
ни пени
Не слышал на его устах…
Боится он или устанет,
На Измаила только взглянет —
И весел труд ему и страх!
А Михаленко с Лидиным-Байдаровым после обеда, как
ни в чем не бывало,
сели играть в шестьдесят шесть. Но Михаленке не везло и в картах. Он проиграл два с полтиной, что вместе со старым долгом составило круглую сумму в две тысячи рублей. Это рассердило Михаленку. Он
стал проверять записи партнера и кончил тем, что уличил его в нечестной игре. Актеры опять сцепились и в продолжение двух часов выдумывали друг о друге самые грязные и неправдоподобные истории.
— А это, — говорит, — ваше благородие, «снасть». Как ваше благородие скомандуете ружья зарядить на берегу, так сейчас добавьте им команду: «налево кругом», и чтобы фаршированным маршем на кладку, а мне впереди; а как жиды за мною взойдут, так — «оборот лицом к реке», а сами
сядьте в лодку, посередь реки к нам визавидом
станьте и дайте команду: «пли». Они выстрелят и
ни за что не упадут.
Долгое время оба — и бедный жид, и чертяка — лежали на плотине совсем без движения. Луна уже
стала краснеть, закатываться и повисла над лесом, как будто ожидала только, что-то будет дальше. На
селе крикнул было хриплый петух и тявкнула раза два какая-то собака, которой, верно, приснился дурной сон. Но
ни другие петухи,
ни другие собаки не отозвались, — видно, до свету еще было порядочно далеко.
— Странным случаем; его перехватили почти на дороге. Он уже
садился в дилижанс и хотел уехать в Ригу. И пашпорт давно был написан на имя одного чиновника. И странно то, что я сам принял его сначала за господина. Но, к счастию, были со мной очки, и я тот же час увидел, что это был нос. Ведь я близорук, и если вы
станете передо мною, то я вижу только, что у вас лицо, но
ни носа,
ни бороды, ничего не замечу. Моя теща, то есть мать жены моей, тоже ничего не видит.
Никита (поднимается и
садится на соломе). Эх, увидал я ее, еще тошней
стало. Только и было жизни, что с нею.
Ни за что про что загубил свой век; погубил я свою голову! (Ложится.) Куда денусь? Ах! Расступись, мать сыра земля!
Петр (качая головой). Уж эти работники! Был бы здоров,
ни в жисть бы не
стал держать. Один грех с ними… (Встает и опять
садится.) Микит!.. Не докличешься. Подите, что ль, кто из вас. Акуль, поди загони.
Смуглый мужик
ни разу не был в больнице, и фельдшер не знал, кто он и откуда, и теперь, глядя на него, решил, что это, должно быть, цыган. Мужик встал и, потягиваясь, громко зевая, подошел к Любке и Калашникову,
сел рядом и тоже
стал глядеть в книгу. На его заспанном лице показались умиление и зависть.